Стрельба в казанской гимназии №175, когда 19-летний Ильназ Галявиев открыл огонь по ученикам и педагогам, не первый подобный случай в России: вооруженные нападения в учебных заведениях происходили в Москве, Барабинске, Керчи, Благовещенске.
Вместе с экспертами Forbes Life разбирался, что может толкнуть подростков на стрельбу, как на ситуацию влияют психофобия и атмосфера в школах и какие методы помогут сократить риски повторения трагедии
11 мая 2021 года 19-летний житель Казани Ильназ Галявиев вышел из подъезда своего дома и отправился в сторону гимназии №175. Лицо Галявиева было скрыто под маской, в одной руке он держал гладкоствольное ружье, в другой — спортивную сумку. Галявиев смог беспрепятственно добраться до своей конечной цели — гимназии №175, где открыл стрельбу по ученикам и педагогам. Стрелок убил девять человек (семерых детей и двоих преподавателей), еще 21 получили ранения. Полиции удалось задержать Галявиева.
Во время первого допроса стрелок сказал, что 1 апреля 2021 года осознал себя богом. Поняв, что «может сделать все что угодно и с кем угодно», он начал готовиться к массовому убийству в школе. 14 апреля Галявиев получил лицензию на приобретение одной единицы огнестрельного гладкоствольного оружия, а через два дня отправился в Йошкар-Олу, где купил ружье. 11 мая Галявиев написал в своем Telegram-канале, что планирует «застрелить огромное количество биомусора» и застрелиться сам, опубликовал селфи и отправился в гимназию. На допросе стрелок признался, что не испытывает чувства раскаяния из-за случившегося: «Вину в содеянном по российскому законодательству я признаю полностью, а по моему — нет. Считаю, что, убивая людей, я сделал правильно».
Российские СМИ уже окрестили эти события «Казанским Колумбайном», ссылаясь на один из самых громких случаев массового расстрела — в американской старшей школе «Колумбайн». Ему «ставят диагнозы» и приписывают участие в неизвестной секте.
Одновременно звучат предложения мер, которые должны предотвратить повторение трагедии. Президент Владимир Путин заявил о необходимости усилить контроль за оборотом оружия. Вице-президент Российского фонда мира Елена Сутормина призвала СМИ не упоминать имя этого и других стрелков: «Для подавляющего большинства подростков, которые готовят подобные преступления, это является своеобразным методом прославиться, заявить о себе, записать свое имя в историю.
Мы видим в буквальном смысле сегодня информационную эпидемию в молодежной среде подражания стрелкам. С нашей точки зрения, действенной профилактикой вовлечения подростков в эту субкультуру будет запрет на упоминания имен школьных стрелков в средствах массовой информации». Президент Федерации практической стрельбы России Михаил Гущин говорит, что решить проблему массовой стрельбы в школах поможет усиление охраны, сейчас, по его словам, роль охранников выполняют слабо вооруженные люди, которые не могут дать отпор. С самым радикальным решением выступил лидер фракции «Справедливая Россия» Сергей Миронов, который предложил вернуть в Уголовный кодекс смертную казнь.
Ильназ Галявиев·Alexey Nasyrov·Reuters
Совместно с экспертами Forbes Life разбирался, что в действительности может толкнуть подростков на массовую стрельбу, помогут ли в решении проблемы многочисленные запреты, как на ситуацию влияют психофобия и буллинг и при чем здесь «Колумбайн».
Что такое «скулшутинг» и кто такие «колумбайнеры»
Утром 20 апреля 1999 года Дилан Клиболд и Эрик Харрис, ученики школы «Колумбайн» округа Джефферсон в штате Колорадо, поднялись по лестнице западного входа школьного здания и открыли огонь по учащимся. Их первыми жертвами стали 17-летние Рейчел Скотт и Ричард Кастальдо, обедавшие возле школы на траве, — Рейчел погибла на месте, Ричард смог выжить после восьми тяжелых огнестрельных ранений. За 58 минут, двигаясь по школьной территории и внутри здания, Клиболд и Харрис убили 13 человек (12 учеников и одного учителя), ранили еще 23, после чего покончили жизнь самоубийством.
Трагедия в «Колумбайн» — не первая стрельба в учебных заведениях США (в 1966 году Чарльз Уитман устроил обстрел учащихся Техасского университета) и не самая массовая: в 2007 году в результате массшутинга в Политехническом университете Вирджинии погибло 32 человека. Но именно трагедия, произошедшая в Колорадо, стала в общественном сознании и массовой культуре символом скулшутинга — вооруженных нападений на образовательные учреждения. Согласно исследованиям Pew Research Center, стрельба в «Колумбайн» вызвала наибольший общественный интерес в Америке за все 1990-е.
Во многом такой пристальный интерес к «Колумбайн» возник благодаря СМИ. Журналист Дэйв Каллен, анализируя освещение событий в Колорадо в средствах массовой информации, выяснил, что CNN и Fox News получили тогда самые высокие рейтинги в истории, The Times упоминали «Колумбайн» на первых полосах около двух недель подряд. Происшествию посвящали десятки сюжетов и статей, а журнал Time поставил фотографии Эрика Харриса, Дилана Клиболда и их жертв на обложку майского номера 1999 года.
Вместе со СМИ к изучению и освещению темы «Колумбайн» подключилась поп-культура. В 2002 году Гас Ван Сент выпустил вторую часть своей «трилогии о смерти» — фильм «Слон», отсылающий к событиям в Колорадо. В тот же год вышел фильм «Нулевой день», большую часть хронометража которого занял видеодневник стрелков Андре и Кэлвина (списанных с Киболда и Харриса) с описанием подготовки к преступлению. Отголоски «Колумбайн» дошли до Эстонии, и в 2007 году режиссер Ильмар Рааг представил ленту «Класс» — историю двух подростков Йозепа и Каспара, ставших жертвами школьной травли и устроивших стрельбу в школьной столовой. Как и в случае с «Колумбайн», герои решают покончить с собой, но в последний момент Каспар передумывает — в конце фильма его закадровый голос возвещает обидчикам: «Я не умру вам назло».
Иначе к теме «Колумбайн» подошел писатель Дуглас Коупленд, который в 2003 году опубликовал один из самых успешных своих романов «Эй, Нострадамус!», где перенес события из Колорадо 1999 года в канадский Ванкувер 1988 года. Центральными фигурами книги Коупленд выбрал тех, кто смог пережить школьную стрельбу. По словам писателя, ему было неинтересно рассказывать историю убийц — он хотел понять, какое влияние скулшутинг оказывает на выживших.
Трагедия, произошедшая в Колорадо, стала в общественном сознании и массовой культуре символом вооруженных нападений на образовательные учреждения
С развитием интернета и социальных сетей в среде подростков возникла интернет-субкультура колумбайнеров, которые обсуждают Харриса и Клиболда на форумах, рисуют фан-арты, пишут фанфики и монтируют видео, тем самым создавая контент для колумбайн-сообществ. По словам Дэйва Каллена, школьницы, интересующиеся «Колумбайн», склонны романтизировать стрелков: «Их тянет к бедным, непонятым, трагическим, неуклюжим, сбившимся с пути подросткам, которых можно спасти любовью».
На Западе колумбайнеры обитают в Tumblr, в России подобные коммьюнити долгое время существовали в социальной сети «ВКонтакте». В декабря 2018 года Владимир Путин подписал закон о немедленной блокировке сообществ и сайтов, на которых содержится информация, способная спровоцировать детей на совершение опасных для жизни противоправных действий. Администрация «ВКонтакте» утверждает, что мониторит колумбайн-сообщества силами модераторов и с помощью машинного поиска, однако, по подсчетам издания «Сноб», в 2018 году в посвященных скулшутингу пабликах состояло не менее 30 000 человек.
Скулшутинг в России
В России первым случаем скулшутинга, в результате которого погибли люди, стало нападение на московскую школу №263 в феврале 2014 года. Десятиклассник Сергей Гордеев, вооруженный винтовкой и карабином, застрелил учителя географии и взял в заложники одноклассников, а после прибытия наряда полиции убил одного сотрудника и тяжело ранил другого. Гордеева задержали, Бутырский суд признал стрелка невменяемым и отправил на принудительное лечение. После стрельбы Гордеев рассказывал, что не хотел никого убивать: «Я хотел умереть. Мне интересно было узнать, а что будет после? Что там — после смерти? Еще я хотел посмотреть, как люди будут реагировать на то, что я делаю. Я пришел убить себя».
Владимир Путин отреагировал на случившееся, заявив, что трагедии можно было бы избежать, если бы в подростках воспитывали «хороший художественный вкус»: «Надо воспитывать новое поколение зрителей с хорошим художественным вкусом, умеющих понимать и ценить театральное, драматическое, музыкальное искусство. И если бы у нас делалось это должным образом, то, может быть, и трагедии, подобной сегодняшней московской, не было бы». В 2017 году выяснилось, что Сергей Гордеев находится на свободе — сотрудники Смоленской психиатрической больницы для подростков, куда его отправили на лечение, провели переосвидетельствование и заключили, что Гордеев может лечиться амбулаторно.
«Вы надо мной смеялись, теперь я над вам посмеюсь»
В январе 2018 года с разницей в несколько дней произошли нападения (без применения огнестрельного оружия) в школах Перми, Улан-Удэ и Челябинской области. В мае Илья (фамилия неизвестна), студент Барабинского филиала Новосибирского колледжа, принес в учебное заведение ружье — он начал стрелять в однокурсников, ранил одного из них и покончил с собой. По словам анонимной девушки, представившейся родственницей стрелка в разговоре с изданием «Новости Новосибирска», Илья был спокойным парнем, которого донимали одногруппники.
То же самое заявил студент колледжа Кирилл: «[Илья] зашел в свой класс, там ОБЖ было. Зашел, говорит: «Вы надо мной смеялись, теперь я над вам посмеюсь». Его обзывали». Оружие, по сообщениям СМИ, стрелок взял у своего отца — сотрудника вневедомственной охраны и охотника. По сравнению со стрельбой в Москве и последующим через пять месяцев (17 октября 2018 года) массовым убийством в Керченском колледже случившееся в Барабинске в средствах массовой информации освещали довольно мало.
В октябре того же года произошла стрельба в Керченском политехническом колледже. Трагедия в Керчи стала самой массовой в истории России: в результате взрыва и стрельбы, устроенных 18-летним Владиславом Росляковым, погиб 21 человек, еще 67 были ранены. СМИ окрестили произошедшее «Керченским Колумбайном» — считается, что Росляков скопировал атаку на школу в Колорадо, а также внешний вид Эрика Харриса: высокие армейские ботинки, брюки-карго и белую футболку с надписью «Ненависть» (на футболке Харриса было написано Natural Selection — «Естественный отбор»).
14 ноября 2019 года произошла стрельба в строительном колледже Благовещенска. Ее устроил 19-летний студент, который, по версии МВД, конфликтовал с другими учениками. Стрелок убил одного ученика, ранил еще троих и покончил с собой. Прокуратура установила, что охранник колледжа (сотрудник охранного предприятия «Сириус-А») не имел удостоверения и пропустил в учебное заведение подростка с ружьем. «Сириус-А» оштрафовали на 100 000 рублей. Надзорные ведомства требовали, чтобы сумма штрафа составила 200 000 рублей, а сама компания на три месяца приостановила свою работу, но суд назначил более мягкое наказание.
Трагедия в Керчи стала самой массовой в истории России: в результате взрыва и стрельбы погиб 21 человек, еще 67 были ранены·EPA·TASS
Между этими событиями произошло больше 15 других нападений в учебных заведениях России — с той разницей, что вместо винтовок и ружей подростки использовали холодное оружие.
Психологический портрет убийцы
Американский психолог Питер Лэнгман в своем исследовании Rampage school shooters: A typology делит стрелков на три типа: психотики, травматики и психопаты. Первые ощущают себя изгнанниками, которые отличаются от других. Вторые — жертвы эмоционального, физического или сексуального насилия. Третьи не чувствуют связи с другими людьми, не испытывают чувства вины за содеянное и могут наслаждаться, причиняя боль другим людям.
«Психопат — сложный профессиональный термин. Он включает как генетическую предрасположенность развития личности, так и особенности воспитания, контакта со среды, в которой растет человек. — комментирует психопатический тип Владимир Брылев. — Человек может быть генетически предрасположен к психопатии, но если в семье есть сложности с эмоциональным контролем, контактом с родителями или окружающая среда является достаточно патологической, то все эти факторы могут усугублять первоначальные предрасположенности».
Заведующий кафедрой психологической помощи и ресоциализации факультета психологии МГУ, доктор психологических наук Мадрудин Магомед-Эминов объясняет, как формируется образ исключительности у человека, взявшегося за оружие: «На основе кровожадных сцен в масскультуре и соцсетях и внутренних обид возникает навязчивое состояние: человек становится монстром, одержимым своей исключительностью и превосходством. Обычные бытовые обиды вызывают жажду мести, наполняющую его сознание.
В этот момент два фактора активируют «монстра» к действиям: примеры похожих ситуаций и стремление показать, что «Я сам право имею». По мнению Магомед-Эминова, свой вклад вносит и современная культура, в которой человек утрачивает целостность, становится фрагментарным, мелким, незначительным: «Оторванный от семьи и корней, лишенный бога, человек стремится предстать в божественном образе. Гротескным мышлением он выводит себя из общей массы людей, из бытия и наделяет себя правом наказания или, как называют это психологи, «травматического вымещения». Идет напряженная внутренняя работа по самоактивации от монструозного переживания к агрессивным действиям».
«Обществу проще списать случившееся на ментальные расстройства — так легче живется»
В своем исследовании психолог Денис Давыдов и его коллега Кирилл Хломов приходят к выводу, что изучение стрелков с точки зрения психопатологий не обосновано фактами и не продуктивно для предотвращения подобных ситуаций в будущем. Давыдов говорит, что не существует точного психологического портрета стрелка, а любые отклонения не позволяют выявить склонность к скулшутингу у подростка.
Обсуждение ментального состояние шутеров в СМИ и удаленная постановка диагнозов приглашенными экспертами порождают стереотипы о том, что любой другой человек со схожими проблемами может устроить стрельбу. Современные исследования показывают, что люди с психическими заболеваниями чаще становятся жертвами агрессии, а не выступают агрессорами. «Обществу проще списать случившееся на ментальные расстройства — так легче живется. Это стигматизирует людей с психическими заболеваниями и отвлекает внимание от действительно важных проблем», — комментирует Давыдов. — Все, что происходит с шутером, с точки зрения психиатра не представляет особых диагностических признаков».
Владимир Брылев добавляет, что стрелки — вменяемые люди с юридической точки зрения. Они отдают себе отчет в том, что делают и какие последствия это несет: «Ни у одного из массшутеров поведение не укладывается в состояние аффекта: они планируют преступления, чего не сделает человек в аффекте, они последовательны — подготовка занимает много времени и требует средств».
Заведующий кафедрой медицинской психологии Казанского государственного медицинского университета, психиатр и клинический психолог Владимир Менделевич в своем посте на Facebook также пишет, что из всех людей, совершающих тяжкие преступления, но долю душевнобольных приходится 2,4%, остальные 97,6% психически здоровы. «Нельзя априори сказать, почему так поступают подростки. Правильный ответ: по разным причинам. Когда подростка сверстники травят в школе, когда систематически издеваются, тогда даже самый здоровый человек может взяться за оружие, чтобы отомстить обидчикам (вспомните рядового Рамиля Шамсутдинова, недавно признанного виновным в расстреле сослуживцев — тогда речь шла о доведенном дедовщиной до отчаяния человеке. О психическом расстройстве никто не говорил)».
Есть ли опасность подражаний
Американская статистика показывает, что после скулшутинга возрастает риск следующих вооруженных атак на школы в том же или соседнем штате. В российском исследовании о массовых убийствах в образовательных учреждениях говорится, что подражание часто упоминается как один из мотивов скулшутеров.
«Колумбайн» действительно повлиял на несколько случаев школьной стрельбы, но причины феномена гораздо глубже, чем слепое копирование или желание превзойти Харриса и Клиболда. «Надо понимать, что стрелки могут устроить шутинг, не имея при этом каких-либо «исторических» опор. Они скорее копируют стиль одежды, походки — перенимают внешнюю сторону, но «начинка» остается их собственная», — рассказывает врач-психотерапевт Владимир Брылев.
Психолог и автор вышеупомянутого исследования Денис Давыдов отмечает, что сам интерес подростка к онлайн-сообществам колумбайнеров — еще не повод бить тревогу. «Обычно они [подростки] играют с темой смерти, чем-то запретным и страшным. Они ищут адреналин через экстремальные виды спорта или на форумах, где могут обсуждать то, чего боится социум. При увлечении случаями массовой стрельбы в школах это также присутствует, — объясняет Давыдов. — Сами по себе игры подростков в образы, слова, терминологию скулшутинга — это нормальное явление, определенный бунт. Главное здесь — различить реальный риск. Первое время стрелок может быть похож на того, кто просто примкнул к субкультуре, но со временем его поведение начинает отличаться».
Виноваты ли фильмы и видеоигры
В 2002 году американский режиссер Майкл Мур снял документальный фильм «Боулинг для Колумбины», где попытался найти настоящие причины стрельбы в старшей школе «Колумбайн». После трагедии общество обвинило в случившемся видеоигры, жестокие фильмы и агрессивную музыку, но по ходу развития фильма Мур отсекает все популярные версии и стереотипы.
Так, он приводит в пример статистику Японии, где разрабатывают видеоигры с элементами насилия, но при этом в стране происходит около 39 инцидентов с применением огнестрельного оружия в год, тогда как в США в 2000 году было зарегистрировано 11 127 случаев. Согласно современным исследованиям, жестокость в видеоиграх может повлиять на школьников, но все зависит от уровня насилия и особенностей самих подростков.
«Существует гипотеза катарсиса: у человека накапливается внутреннее напряжение, способное выплеснуться в виде насильственных действий, но он играет в шутер (жанр компьютерных игр со стрельбой. — Forbes Life) и таким образом «разряжается», — рассказывает Денис Давыдов. — Авторам идей о запрете видеоигр я говорю, что миллионы людей играют, среди них — тысячи с неустойчивым поведением и накопленным стрессом. Если они не будут сжигать свой стресс и агрессивные побуждения в играх, то могут выйти на улицы. Это гипотеза, но готовы ли инициаторы запретов взять на себя ответственность за то, что мы можем столкнуться с еще большим насилием?».
С мнением Давыдова согласна клинический психолог Ульяна Скорнякова: «Дети, подростки и даже взрослые с помощью игр, фильмов и музыки находят для себя безопасносное пространство для проживания таких чувств, как злость, агрессия и гнев. Это помогает им чувствовать себя принятыми и менее подавленными и значительно снижает риск того, что человек однажды решится на реальный поступок».
«Существует общая культурная среда, в которой человек впитывает насилие»
Денис Давыдов отмечает, что проблема скулшутинга не в жестокости видеоигр — на подростков в целом оказывает влияние культура насилия, которая существует в обществе уже долгие годы: «Дети растут в условиях, где родители и педагоги используют насильственную лексику. Они смотрят фильмы — например, веселое кино про мушкетеров, где жестокие действия приводят к каким-либо положительным последствиям. Существует общая культурная среда, в которой человек впитывает насилие».
Какую роль играет школа и родители
В своей книге «Общество хулиганов: скулшутинг и кризис буллинга в школах Америки» профессор социологии Джесси Клейн называет травлю основной причиной стрельбы. Такой же позиции, если верить опросу Университета Альфреда, придерживаются сами ученики: 87% респондентов считают, что действия скулшутеров продиктованы местью обидчикам, а 86% опрошенных отмечают, что корень проблемы — травля. Психолог Денис Давыдов в разговоре с Forbes Life также отметил, что буллинг — один из важнейших факторов скулшутинга.
52% российских школьников сталкивались с буллингом и травлей в учебных заведениях, в Америке каждый пятый ученик (20,2%) становился жертвой буллинга. «Буллинг повышает вероятность негативных последствий в плане личностного развития. Они касаются нарушений психического, физического здоровья, проблем в социализации. Успешность в учебе снижается, риск совершения правонарушений повышается», — рассказывает Наталья Горлова, практикующий психолог, исследователь в области психологии буллинга и психологии подросткового и юношеского возраста.
По словам Горловой, для изучения причин травли необходимы долгосрочные исследования — на основании единовременно собранных данных сделать выводы невозможно. В качестве предикторов такого поведения у потенциальных булли (тех, кто организует травлю) исследователи рассматривают личностные (например, не развитые навыки решения социальных проблем, агрессия, депрессивные симптомы) и средовые (например, школьный и внутрисемейный климат, влияние сверстников) составляющие. «Сегодня исследователи отдельно выделяют такое понятие, как «преследование на основе предрассудков» (prejudice-based harassment). Это буллинг, основанный на индивидуальных характеристиках: расе или этнической принадлежности, религии, сексуальной ориентации. Такое преследование является распространенным и полагается даже более разрушительным, чем обычный буллинг», — добавляет Горлова.
По словам психолога, существуют первичные и вторичные сигналы, свидетельствующие о том, что ребенок подвергается травле. Первичные — ребенок возвращается из школы с испорченной одеждой и учебниками, у него есть синяки или царапины, появление которых не объяснить естественным путем. Среди вторичных сигналов — нежелание идти в школу, потеря интереса к учебе, снижение успеваемости. Ребенок, ставший жертвой травли, может выглядеть несчастным и депрессивным или демонстрировать резкие перепады настроения и вспышки гнева.
В 2017 году платформа «Дети Mail.ru» проводила опрос о травле в российских школах, где 21% респондентов ответили, что ее инициаторами часто выступают не ученики, а сами учителя. В США, согласно статистике, 30% учеников средней школы сталкивались с постоянным буллингом со стороны педагогов. «Со временем учителя выгорают, если не проходят специальные тренинги или не посещают психологические поддерживающие группы, — рассказывает Владимир Брылев. — В нашей стране педагогам, как и ученикам, предлагают мало инструментов для нормального психообразования и поддержки. Здесь также имеет место профессиональная деформация. Подросток, который не укладывается в стандарты школьной программы, может вызвать у педагога агрессию. Он подает пример буллинга другим ученикам, и запускается порочный круг».
Даже если учителя не стимулируют буллинг, они могут пропускать тревожные сигналы о начавшейся травле или относиться к ним легкомысленно, добавляет Денис Давыдов: «Многие педагоги не умеют разговаривать с детьми: кто-то считает, что это не их работа, другим банально не хватает на это времени».
Свою роль в проблеме школьной травли играют и родители подростков. «При доверительных отношениях родители узнают о ситуации притеснений, травли, унижений и принимают меры по обеспечению безопасности своих детей, — рассказывает Наталья Горлова. — Конечно, встречаются родители, которые отмахиваются от проблем подростков — в том числе и в ситуациях буллинга. Не хочется верить, что они намеренно оставляют детей в опасности и хотят им навредить. Скорее, виной тому отсутствие понимания такими родителями самого явления травли, серьезности его последствий для психики детей и подростков, а также возможности влияние на подобные ситуации».
Низкая самооценка
Дэйв Каллен считает, что образ бывших жертв, ставших мстителями, — миф, созданный усилиями журналистов. Психиатр Владимир Менделевич пишет, что не все известные в мире случаи скулшутинга были связаны с буллингом. С этим мнением согласен психотерапевт Владимир Брылев — он рассказывает, что жертвами буллинга часто становятся обладатели низкой или ложно высокой самооценки.
«Как правило, у человека изначально есть определенные сложности в виде низкой самооценки, которые приводят к проблемам контакта с социумом, — объясняет психотерапевт. — В случае со стрелками, нужно иметь склонность быть не просто не успешным — здесь присутствует склонность к выраженной злобности. Гнев стрелка — это то, что называют нарциссическим гневом. У многих шутеров есть установка: «Меня не принимают, вы все недостойны. Я испытываю сильный гнев и сейчас вас покараю». Нужно понимать, что это признаки ложно заниженной самооценки. Стрелки оценивают себя низко — они часто пытаются покончить с собой, не видя ценности собственной жизни и возможного разрешения внутреннего конфликта в будущем».
Журналисты, освещавшие стрельбу в «Колумбайн», называли Харриса и Клиболда «тихими одиночками с репутацией чужаков», Washing Post писал, что в старшей школе округа Джефферсон существовал культ спортсменов — награды за спортивные достижения были выставлены в коридорах, атлеты пользовались популярностью и издевались над остальными учениками, поэтому стрелки решили им отомстить. Фанаты-колумбайнеры также считают Харриса и Клиболда жертвами хулиганов, токсичной атмосферы в школе и самого общества, которое позволяет безнаказанно мучить подростков — согласно исследованию Техасского университета в Остине.
«Общество не предлагает дополнительных механизмов самоконтроля, а только выдвигает дополнительные требования»
Возможной причиной, способной толкнуть подростка на стрельбу, могут стать стереотипы, связанные с идентичностью. «Наступает возраст, когда у человека возникает потребность в идентичности. Подросток задается вопросами: «Кто я? Мальчик или девочка? Кто я в этом мире?». Найти ответы на эти вопросы — важная задача подросткового возраста, — рассказывает Давыдов. — В случае скулшутинга у человека, возможно, возникла неудовлетворенность между неустойчивым образом себя и тем, как его воспринимает общество.
Обратите внимание, что стрелки — это всегда (за крайне редким исключением) мальчики. Это их ответ социуму на субъективное чувство неприятия, который связан с потребностью в стереотипном мужском поведении. Скулшутинг — это месть обществу, которое, по мнению стрелка, не дало ему выработать собственную идентичность». «Социум ожидает от мужчин избыточного самоконтроля, — добавляет Владимир Брылев. — Это совершенно нереалистично, потому что общество не предлагает дополнительных механизмов этого контроля, а только выдвигает дополнительные требования».
Можно ли предотвратить трагедию
После стрельбы в старшей школе «Колумбайн» в Америке был принят закон, согласно которому продажа оружия несовершеннолетним и преступникам считается преступлением. Также был принят федеральный закон об обязательном наличии на оружии предохранительного замка и запрете импорта магазинов, вмещающих много патронов. В 2019 году ученики «Колумбайн» запустили социальный проект MyLastShot. Его участники клеят на свои телефоны, водительские права и студенческие билеты стикеры с сообщением: «Если я умру от огнестрельного оружия, пожалуйста, опубликуйте фотографию моего тела», таким образом стремясь привлечь внимание к «ужасающим реалиям, связанным с насилием от применения огнестрельного оружия».
Также американское правительство поощряет школьное руководство в проведении тренировочных учений, во время которых ученикам и персоналу учебных заведений объясняют, как действовать в случае нападения вооруженных людей.
В России после массового убийства в керченском колледже Владимир Путин приказал Росгвардии усилить контроль оборота оружия, а заместитель директора ведомства Сергей Лебедев говорил даже о повышении возраста покупки оружия до 21 года (вместо 18 лет). Предложения также касались ужесточения условий получения лицензии и введения экзамена на получение оружия для охотников. Ни одна из поправок не была принята, но в мае 2021 года (после стрельбы в Казани) Госдума одобрила законопроект о запрете выдачи лицензии на оружие людям с двумя и более судимостями, а также тем, кого подвергли административному наказанию за езду в нетрезвом виде или отказ пройти освидетельствование на состояние опьянения.
Известно, что после событий в Керчи по периметру территории колледжа установили систему охранного освещения, парковочные барьеры на подъезде к учреждению и систему управления контролем доступа в студенческом общежитии. Школы и детские сады в Керчи, по решению властей, охраняли сотрудники Росгвардии.
«Школа должна быть не бетонной однотипной коробкой, а удобным пространством»
Денис Давыдов считает, что грамотная работа со скулшутингом в России должна начаться с создания условий, исключающих буллинг и любой дискомфорт в школьной среде. Это касается не только взаимоотношений между учениками и педагогами, но и самой организации школьного пространства. «Школа должна быть не бетонной однотипной коробкой, а удобным пространством с небольшими классами, где педагог может уделить внимание каждому подростку, — говорит Давыдов. — Представьте, что вместо этого вокруг здания школы возводят высокий забор, на входе ставят рамки-металлоискатели и вооруженных охранников, которые каждый день досматривают учеников: у одного в портфеле зазвенели циркули — и все его вещи выворачивают наизнанку. Такая школа не является комфортной средой. Это тупиковый путь, хотя и нормальная психологическая реакция на насилие — людям хочется обезопасить себя, поэтому первые в голову приходят вооруженные методы».
После 2010 года в большинстве американских штатов приняли законы, касающиеся создания положительного психологического климата в школах. На 2019 год в 22 штатах рассматривали или уже внедрили системы анонимных сообщений о случаях насилия в школах. «На Западе во многих учебных заведениях распространена нулевая толерантность к буллингу: с младших классов ведется просветительская и психологическая работа не только со школьниками, но и с их родителями. Дети с раннего возраста понимают, что такое травля, и знают, как важно обратиться за помощью к взрослым, если возникла такая ситуация», — говорит клинический психолог Ульяна Скорнякова.
Один из примеров — программа «No Bully», которая сотрудничает со школами по всей Америке. Создатели программы помогают разрабатывать и внедрять протоколы борьбы с травлей в учебных заведениях, обучают педагогов и родителей, как распознать буллинг и правильно предотвращать конфликты среди детей и подростков. Также в США действует программа No Bullying Schools, созданная группой американских преподавателей, ученых и экспертов по предотвращению травли. Команда «No Bullying Schools» также разработала специальное бесплатное приложение Report Bullying, которое позволяет ученикам оперативно и анонимно оповещать администрацию школы о случаях травли. Согласно отчетам за 2019 год, 87% подростков заявили, что программа помогла создать более позитивную атмосферу в их учебных заведениях.
В России над созданием безопасной среды для детей и искоренением буллинга работают пока лишь несколько организаций, среди которых, например, АНО «БО «Журавлик» и благотворительный фонд «Шалаш». В 2020 году «Журавлику» удалось собрать почти 11 млн рублей, из них чуть больше 5,5 млн рублей было направлено на развитие программы «Травли NET». Фонд провел более 5000 вебинаров для педагогов и 16 тренингов для российских школьников. «В США антишутинговые инициативы сконцентрированы на попытках усложнить возможность получения оружия и улучшить методы защиты самой школы во время стрельбы — например, чтобы все классы и окна закрывались изнутри.
Немногие школы, анализируя, почему возник шутинг, пытаются применить именно антибуллинговые программы, а не только улучшить замки и поставить охранников на проходную, — объясняет президент «Журавлика» Ольга Журавская. Она объясняет: чтобы создать в школе психологически комфортную среду, необходимо обучать взрослых, которые должны понимать, что такое травля и буллинг, как они образуются, каким образом формируется групповая динамика, чем можно занять учеников, чтобы им было интересно и они могли проявить свои сильные стороны не в буллинге, а в командной работе. «Антибуллинговая политика» должна быть закреплена в соответствующем внутреннем документе школы.
По словам Дениса Давыдова, после случившегося в Казани общество ищет способы избежать повторения трагедии, но озвученные предложения часто основаны на личном опыте и чтении публикаций СМИ — люди транслируют свои стереотипы и мнения. «Любое решение должно быть основано на исследованиях. В Америке, когда шутинг в школах стал массовым, работу с ним поручили Секретной службе США (федеральное агентство, подчиненное Министерству внутренней безопасности США. — Forbes Life).
Представители службы курируют каждый отдельный случай, разбираются с ним — на ее платформе организована работа десятков ведущих психологов, социологов, педагогов, проходят обсуждения. Это целенаправленная попытка найти ответ на вопрос: «Что делать?», — рассказывает Давыдов. По его словам, ни Российское психологические общество, ни Российская академия образования не работают системно совместно с силовыми структурами над предотвращением случаев скулшутинга. «Хотелось бы, чтобы эта работа началась, чтобы решения, которые мы принимаем, были основаны на экспертной оценке и исследовательской работе, открытой для научного сообщества», — говорит Давыдов.
«Мы не можем предугадать конкретный случай скулшутинга, но мы можем бороться с этим явлением эффективно, устраняя причины, которые порождают это зло, с помощью профилактики и обеспечения мер безопасности, — считает Мадрудин Магомед-Эминов. — Главное — работать над формированием личности детей и подростков без назидания и нравоучения, а вступая в человеческие отношения, личностно. Воспитывать детей так, чтобы они не становились ни объектом, ни субъектом насилия».
Авторы: Евгения Башурина, Forbes Contributor; Мария Михантьева, Forbes Staff; Forbes